читать дальше
В этот раз пурга подошла гораздо ближе: Хаса, стоя у незримой границы, вздрогнула, зябко повела плечами, ощутив холодное дыхание снежного вихря. Трава у неё под ногами покрылась инеем, который почти сразу превратился в росу — Ти-шаа бдительно следил за своим участком Города. Сегодня он был в прежнем облике, лишь трость с навершием в виде черепа какой-то длинноклювой птицы, стала для Хасы неожиданностью — хозяин и хранитель опустевшего Города, обычно, не любил держать что-либо в руках.
— Вчера видел презанимательную картинку, — произнёс Ти-шаа задумчиво. Птичий череп щёлкнул клювом, в пустой глазнице вспыхнул рубиновый огонёк. Вспыхнул и погас. Хаса терпеливо ожидала продолжения. За невидимой стеной бушевала метель, снежная крупа — мелкая и твёрдая, постукивала о преграду, царапалась, скреблась. На мгновение Хасе подумалось — если Ти-шаа вдруг не станет, как долго Город сумеет сопротивляться вечной зиме?
— Три минуты и семнадцать секунд, — не без удовольствия сообщил Ти-шаа. — Я очень важен.
Девушка вздохнула и подумала, намеренно сосредотачивая внимание на каждом слове: "Какую картинку ты видел?". Молчание. Вечно улыбающийся страж сам выбирал мысленные вопросы на которые желал отвечать.
— Что за картину ты видел? — смирилась Хаса.
— Я поднимался на Северную Башню и оттуда смотрел, как исписанные кем-то страницы превращаются в людей, животных, места и события. Очень красиво. Очень интересно. Очень большие страницы. Очень далеко отсюда. Даже жаль, что ты не видела.
— Ты стоял на крыше и видел на горизонте гигантские листы? — уточнила девушка.
— Почти.
Голова нынешнего вместилища улыбчивого духа дернулась в быстром птичьем кивке.
— Они были дальше горизонта, дальше моего мира — величественные и изменчивые. Я стоял на шпиле, раскинув руки, надо мной плыли луны, а передо мной, за границей, разворачивалась бумага, превращаясь в движущиеся картины.
— Кино... — пробормотала Хаса. — Так значит, появился новый окраинный мир с огромными книгами-фильмами?
Ти-шаа наклонил голову набок. Колокольня за его спиной повторила это движение, изогнулась, как пластилиновая. Это означало сомнения и неуверенность. Избранная Мечом невольно отступила на пару шагов, опасаясь, как бы строение не рухнуло, хотя и знала, что привычные законы физики здесь подчиняются желаниям и настроениям стража Города.
— Я бы так не сказал. Это был временный эпизод. Или временной? Не новый мир, но единичный случай. То, что проходит и никогда более не повторяется. То, что не задерживается в памяти Приходящей, но на мгновение вызывает отклик в её душе. Это как звездопад. Или полёт птицы. Или вспышка молнии. Возможны. Красивы. Неповторимы.
Хаса прикрыла глаза, пытаясь вообразить себе крохотную фигурку приветственно раскинувшую руки и опасно балансирующую на тонком шпиле, четыре огромные луны, плывущие над ней в розоватом предзакатном небе и страницы, превращающиеся в отрывки чужой жизни. Жизни Приходящей? Кого-то из её окружения? Кого-то из окраинных миров?
Ти-шаа безмятежно улыбался и Хаса отчего-то знала, что даже если она задаст прямой вопрос об этих странных листах-фильмах, он не ответит.
— Именно после вчерашнего вечера я сделал трость, — вдруг сказал страж Города и добавил: — Это подсказка.
— Мне она ни о чём не говорит.
Голова Ти-шаа и колокольня снова приняли своё прежнее положение. Воздух зазолотился — крошечные блёстки оседали на одежде Хасы, на руках и волосах. Духа-хранителя чрезвычайно веселила её несообразительность и Город веселился вместе с ним.
В этот раз пурга подошла гораздо ближе: Хаса, стоя у незримой границы, вздрогнула, зябко повела плечами, ощутив холодное дыхание снежного вихря. Трава у неё под ногами покрылась инеем, который почти сразу превратился в росу — Ти-шаа бдительно следил за своим участком Города. Сегодня он был в прежнем облике, лишь трость с навершием в виде черепа какой-то длинноклювой птицы, стала для Хасы неожиданностью — хозяин и хранитель опустевшего Города, обычно, не любил держать что-либо в руках.
— Вчера видел презанимательную картинку, — произнёс Ти-шаа задумчиво. Птичий череп щёлкнул клювом, в пустой глазнице вспыхнул рубиновый огонёк. Вспыхнул и погас. Хаса терпеливо ожидала продолжения. За невидимой стеной бушевала метель, снежная крупа — мелкая и твёрдая, постукивала о преграду, царапалась, скреблась. На мгновение Хасе подумалось — если Ти-шаа вдруг не станет, как долго Город сумеет сопротивляться вечной зиме?
— Три минуты и семнадцать секунд, — не без удовольствия сообщил Ти-шаа. — Я очень важен.
Девушка вздохнула и подумала, намеренно сосредотачивая внимание на каждом слове: "Какую картинку ты видел?". Молчание. Вечно улыбающийся страж сам выбирал мысленные вопросы на которые желал отвечать.
— Что за картину ты видел? — смирилась Хаса.
— Я поднимался на Северную Башню и оттуда смотрел, как исписанные кем-то страницы превращаются в людей, животных, места и события. Очень красиво. Очень интересно. Очень большие страницы. Очень далеко отсюда. Даже жаль, что ты не видела.
— Ты стоял на крыше и видел на горизонте гигантские листы? — уточнила девушка.
— Почти.
Голова нынешнего вместилища улыбчивого духа дернулась в быстром птичьем кивке.
— Они были дальше горизонта, дальше моего мира — величественные и изменчивые. Я стоял на шпиле, раскинув руки, надо мной плыли луны, а передо мной, за границей, разворачивалась бумага, превращаясь в движущиеся картины.
— Кино... — пробормотала Хаса. — Так значит, появился новый окраинный мир с огромными книгами-фильмами?
Ти-шаа наклонил голову набок. Колокольня за его спиной повторила это движение, изогнулась, как пластилиновая. Это означало сомнения и неуверенность. Избранная Мечом невольно отступила на пару шагов, опасаясь, как бы строение не рухнуло, хотя и знала, что привычные законы физики здесь подчиняются желаниям и настроениям стража Города.
— Я бы так не сказал. Это был временный эпизод. Или временной? Не новый мир, но единичный случай. То, что проходит и никогда более не повторяется. То, что не задерживается в памяти Приходящей, но на мгновение вызывает отклик в её душе. Это как звездопад. Или полёт птицы. Или вспышка молнии. Возможны. Красивы. Неповторимы.
Хаса прикрыла глаза, пытаясь вообразить себе крохотную фигурку приветственно раскинувшую руки и опасно балансирующую на тонком шпиле, четыре огромные луны, плывущие над ней в розоватом предзакатном небе и страницы, превращающиеся в отрывки чужой жизни. Жизни Приходящей? Кого-то из её окружения? Кого-то из окраинных миров?
Ти-шаа безмятежно улыбался и Хаса отчего-то знала, что даже если она задаст прямой вопрос об этих странных листах-фильмах, он не ответит.
— Именно после вчерашнего вечера я сделал трость, — вдруг сказал страж Города и добавил: — Это подсказка.
— Мне она ни о чём не говорит.
Голова Ти-шаа и колокольня снова приняли своё прежнее положение. Воздух зазолотился — крошечные блёстки оседали на одежде Хасы, на руках и волосах. Духа-хранителя чрезвычайно веселила её несообразительность и Город веселился вместе с ним.